Стоило нам освободиться от яшмаков и выпить по стакану воды, явилась служанка и сказала, что газдэ Мулей желает видеть нас.

Вместе с нами вслед за служанкой пошли и девушки с евнухами.

По дороге Джитана рассказала мне в чем отличие евнухов от мужчин и я, не сдержав крика. Оглянулась на несчастных. Оба улыбнулись мне белыми зубами. Тот, что приставлен к Джитане, пожал плечами, мол, обычное дело, а «мой» вкратце поведал историю о том, что оказался единственным выжившим из трех мальчиков, которых семья продала работорговцам.

- Мне было три года, госпожа, - сказал он. - Я ничего не помню и не знаю другой жизни. Ты - мой шанс высоко взлететь, госпожа. Я уверен, что вы обе станете любимицами хана, особенно ты, госпожа. По красоте вы равны друг другу, но женщины со светлой кожей и светлыми волосами есть и у людей. А со своей коралловой кожей и рубиновым цветом волос ты станешь любимым драгоценным камнем, что украсит трон нашего повелителя.

Я поджала губы, и, не ответив, отвернулась. Перспектива принадлежать человеку не радовала меня, но если не хочу войны между мирами, которая закончится заключением тэнгериев в бездну, я должна смириться. Вот только мысли одно - а пощипывающие глаза, сбивающееся дыхание, ледяная лапа, сжимающая горло - совсем другое!

В ожидании нас Мулей развалился на низком ложе. По бокам торговца разлеглись юные человеческие девушки, с темными косами, украшенными жемчужными нитями и узкими, миндалевидными глазами. Скуластые, смуглые, их сочли бы хорошенькими даже среди пери. Обе девушки обнажены, не считать же одеждой расшитые жемчугом пояса и такие же ошейники на изящных шейках. Одна из них кормила торговца виноградом из своих рук, когда мы вошли.

Кроме девушек, по углам комнаты стояли темнокожие стражники. Каким-то чутьем я уловила, что и они - евнухи. Мужчины, которым нет дела до плотских утех.

Завидев нас, Мулей жестом приказал девушкам уйти. На прощание похлопал по ягодицам одну из них.

Девушки тут же встали, и, смиренно поклонившись, удалились.

По лицу Мулея было видно, что девушки хорошо его ублажили, он явно подготовился, прежде, чем позвать за нами.

Встав со своего места, Мулей обошел вокруг каждой из нас и одобрительно покивал, почмокал губами.

- Атана знает свое дело, - сухо сказал он и снова лег на низкую софу.

Взяв в руку кальянный мундштук, торговец втянул в себя и выдохнул клубы ароматного дыма.

Если не знать о том, что человек только что удовлетворил свою похоть, вид у него был задумчивый, и было в этом что-то тревожное, отчего у меня задрожали колени и глухо заколотилось сердце. Но я стояла с непроницаемым видом, не показывая своего волнения, ожидая, что скажет торговец, который, как мы обе знали, умеет быть очень жестоким.

Наконец Мулей заговорил.

- Надо сказать, когда вас отмыли, пери, ваша красота превысила самые смелые мои ожидания. Что ж. Попробуем извлечь из этого максимум выгоды.

Я не ответила на такое унизите заявление и заметила, как глаза Джитаны полыхнули гневным огнем.

- Видят Семеро, вы достойны гарема самого хана, - продолжил рассуждать вслух Мулей, словно нас не было в комнате. - И моя задача, чтобы завтра на торгах почтенный Абу Амин, главный евнух гарема повелителя, узрел вашу красоту.

Какое-то время торговец молчал.

Один из евнухов, тот, что стоял позади Джитаны, с подобострастием сообщил, что на теле пери не осталось ни малейшего синяка, поэтому наверняка она получит самую высокую оценку главного евнуха самого хана.

- Нас выставят на торги обнаженными? - ахнула Джитана, а у меня перехватило дыхание.

Мулей посмотрел на девушку таким взглядом, словно увидел впервые, и та опустила ресницы.

- Вас выставят на торги обнаженными, - лениво процедил он, - Как полагается, покрытыми маслом и золотой пыльцой, отчего ваши тела будут представлены в самом выгодном свете.

- Нет! - вырвалось у меня и Мулей медленно перевел на меня взгляд.

- Что ты сказала, прекрасная Рахат?

- Я не дам продать себя обнаженной, на помосте, как скотину, - твердо сказала я.

- Вот как, - хмыкнул Мулей.

Он сделал незаметный знак евнуху за спиной Джитаны и тот схватил пери за толстую косу. Другой рукой евнух заломил Джитане руки.

- Ты думаешь, я забыл о твоей слабости, Рахат? - медленно процедил Мулей. - Думаешь, Мулей забыл, какое у тебя доброе сердце?

Он шевельнул пальцами и второй евнух присоединился к первому. Шепнув «прости, госпожа» он ударил Джитану кулаком в живот, отчего глаза девушки выпучились. Она сложилась бы пополам, если бы другой евнух не держал ее за руки и за волосы.

За первым ударом последовал второй, Джитана вскрикнула, по лицу девушки потекли слезы.

- Нет! - закричала я, рванувшись к ней, но евнухи, что были в комнате по приказу Мулея схватили меня за руки и держали крепко.

Мулей сделал евнухам знак прекратить. Джитана тяжело дышала.

Торговец смерил меня взглядом.

Дрожа от гнева и жалости к Джитане, я выдохнула:

- Я сделаю все, что ты скажешь, торговец.

- Ну вот и славно, - сказал Мулей и в тот же момент и меня и Джитану отпустили. Светловолосая пери осела на пол. Я бросилась к ней, помогая встать.

- Я мог бы опоить тебя сладкой пыльцой, прекрасная Рахаат, - сказал Мулей. - Но ты должна быть веселой. А что ты скажешь, Джитана? - спросил он пери. - Ты будешь послушной завтра?

Меня оттянули от Джитаны. Один из евнухов заломил руки, второй приготовился бить.

- Не надо! - крикнула Джитана. - Не трогайте ее! Я сделаю все, что ты скажешь, Мулей.

Меня отпустили.

- Отлично, - протянул Мулей. - Значит, мы договорились. Завтра вы будете вести себя, как и положено хорошим рабыням. Но я хочу подстраховаться.

Уважаемый Абу Амин, главный евнух гарема хана, почтит сегодня своим присутствием мой дом, вместе с другими уважаемыми людьми.

Вы будете танцевать для них. Обе.

Глава 13

Слова Мулея обожгли изнутри. Я ощутила, что вот-вот брошусь на презренного работорговца с кулаками, а там будь, что будет. Лишь мысль о том, что пострадает Джитана, которой уже итак досталось из-за меня, остановила.

И все же у меня вырвалось:

- Никогда. Лучше смерть.

Сильные руки схватили меня за плечи.

Джитана рванулась ко мне, но в следующий миг тоже забилась, как птица в силке.

- Нет! - крикнула она. - Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь, Мулей!

Работорговец сделал знак евнухам и те замерли.

- Чего я не понимаю, прекрасная Джитана? - с нарочитой ленью в голосе процедил он. - Просвети же меня.

Девушка заговорила, и говорила торопливо и горячо, явно опасаясь что могут прервать в любой момент.

- Пери не танцуют перед всеми, это грех! Только жрицам наслаждения дозволено танцевать в Святилище Матери, во время священных ритуалов в честь богини. Мы можем танцевать и соблазнять только хозяев нашей жизни. Когда нас, - девушка сглотнула, - продадут, - мы будем танцевать для господина. Но не раньше, Мулей! Не подвергай нас такому унижению!

По поднявшимся бровям Мулея видно было, что он удивлен.

- То есть, - протянул он. - Спать со мной и моими стражниками, ты, Джитана, и остальные ваши шлюшки-пери, могли, это не позор, а танцевать для почтенных газдэ - грех?!

Я попыталась внести ясность.

- Ты зря оскорбляешь мой народ, Мулей. Пери, которая прошла через слияние, зависима от семени, и ты сам это знаешь, поэтому не отдал меня своим людям.

- И? - процедил Мулей. - Пока я не вижу логики.

- Таково наше устройство, такова наша сущность, которую нам даровала богиня Анахита, - пояснила я. - Главное для нас - ее благоденствие. Мы свято чтим ее волю и заветы.

- А она завещала соблазнять лишь хозяина жизни, мужа, - пояснила Джитана. - Мы не имеем права танцевать для других.

- Это большой грех, - добавила я.

- Вот как, - проговорил Мулей. По его лицу видно было, что он так ничего и не понял, или не пытается понять. - Значит, грех. И если я скажу вам танцевать, поскольку сейчас вы - мои рабыни и моя собственность - что вы ответите?