- Нет, - простонала я. - Не касайтесь меня… Я невинна.

Сверху зацокали языками, заулюлюкали, произнесли какие-то незнакомые слова.

- Ишь ты, цыпа!

- Ты глянь! Розовая!

- Никогда таких не видел?

- Ну-ка, а лицо!

- Лопни мои глаза, настоящая красотка!

- И живая!

- Вот это добыча!

- Да мы разбогатеем на ней одной!

- Так еще и сами натешимся…

- У-ух! За кем я в очереди?!

- Ну-ка, цыц! - скомандовал властный голос, и все умолкли.

Меня приподняли за волосы и спросили:

- Кажется, ты говорила, что тебя зовут Рахат?

- Рахаат, - простонала я. Прилагая невероятные усилия. я прошептала: - Пожалуйста, не трогайте меня. Меня нельзя трогать. Я невинна.

- Не бойся, Рахат, - ответили мне.

Несколько мгновений стояла тишина, а потом тот же голос произнес:

- Вы касались ее?!

Те двое, кто заметили меня первыми, залебезили:

- Ни в коем разе!

- Разве что, за зад пощупали!

- Так, проверить, живая ли!

- А откуда знаете, что девственница?

- Так слышал, газдэ, сама сказала.

- Ну-ка, - ответили им и они замолчали.

В меня снова вошел палец. Медленно и осторожно. Я дернулась, но палец быстро покинул тело.

- Не солгала. И вы не врете. Если бы вы посмели взять ее…

- А что такое, газдэ? - обиженно перебили человека. - Ты же сам разрешил развлечься с пленными! И как мимо такой пройти?

- И вправду никак, - ответили ему.

Цепкие пальцы впились в плечо и меня перевернули на спину.

Зрение полностью вернулось, и я увидела, что надо мной склонился с десяток лиц.

Грубые, загорелые, пыльные человеческие лица. Я сразу поняла, что они не воины, как и то, что ни разу не были на Вершине мира. Эта догадка повлекла за собой следующую: я в нижних землях.

В памяти мелькнула вспышкой площадь. Лик Матери в небе. Тэнгерии, что сумели справиться с искушением, один за другим переносятся на Вершину Мира. Вот-вот моя очередь. Я воздаю хвалу Анахите… Меня бьют по голове. Я падаю. Меня и нескольких пери и тэнов окружают люди в доспехах и мантиях. Те, что в мантиях, наводят на нас какие-то чары. Сознание покидает меня. Я лечу. Падаю на песок. Кто-то спрашивает мое имя. Я называю его и теряю сознание.

Пока я вспоминала, один из людей ощупывал меня с видом, словно проверяет животное на наличие повреждений. Хмуря лоб, он деловито смял груди, отряхнул песок с живота, одобрительно причмокнул. Стряхнул песок с интимного места и люди, буквально напирающие ему на плечи, тяжело задышали. По их похотливым взглядам я видела, что от бесчестия меня отделяет грань толщиной в волос.

Человек продолжал ощупывать меня. Оттолкнув того, кто смотрел на меня с открытым ртом, провел ладонями по ногам, поочередно согнул и разогнул руки.

По тому, как почтительно отступали другие, чтобы не мешать, я поняла, что он здесь главный и испугалась, что этот низенький жилистый человек с едва заметным брюшком, в белой накидке на голове, изнасилует меня первым, а затем отдаст остальным.

- Цела, - наконец, сказал он. - Цела и невинна. Это состояние, парни.

- Так как же, газдэ, - хрипло спросил его толстый, с мясистыми губами. - Нам не дашь, что ли? Себе оставишь?

Остальные зароптали.

Тот, к кому обращались «газдэ» привстал и ударил того, кто спросил, в ухо. Тот охнул, оседая, приложив к ушибленному месту руку, остальные отступили на шаг.

- Да вы в своем уме, недоумки?! - зло спросил газдэ. - Вы видели эту пери? Для вас ли она? Для ваших ли вонючих…

И он употребил грязное слово, самое грязное из всех, которым можно назвать мужской орган.

- И потом, - продолжал газдэ, - вы разве не знаете, что демоницы зависимы от семени? Трахнуть ее раз и придется трахать всю дорогу до Аоса!

По лицам людей видно было, что их очень радует такая перспектива. Рты растянулись до ушей, обнажая желтые зубы и их отсутствие, глаза похотливо заблестели, губы вытягивались в трубочку и похотливо причмокивали.

- Да вы совсем идиоты! - разозлился газдэ. - Если не в состоянии охватить своим умишком сумму, которую получим за девственницу, то я вам скажу, так далеко считать ни один из вас не умеет! А теперь представьте, сколько заплатят, если ясно будет, что мы пользовали ее две недели?

- Я готов получить меньше, - сказал сухой коротышка с кривоватым ртом, а остальные закивали.

Газдэ развернулся и ударил коротышку так, что он поднялся в воздух и пролетел несколько метров прежде, чем упасть. Я часто заморгала, на ожидая такой силы у невзрачного и худощавого человека.

Раздалось утробное ворчание и люди попятились, когда к ним приблизились четыре крупные пятнистые кошки, каждая размером с волка. Звери хищно щурили глаза, их могучие лапы пружинили, а хвосты били по земле. Кошки были готовы к атаке.

- Кто еще готов терпеть убытки? - сурово спросил главный и окинул людей медленным взглядом.

Люди замотали головами, отступая еще на шаг.

- Ну вот и чудно. Узнаю, что тронули ее хоть пальцем, - угрожающе процедил он. - Останетесь ждать караван на месте. До возвращения. Закопанными в песок. А когда пойдем обратно, так уж и быть, выкопаем ваше поганое тело, которому птицы и муравьи успеют выесть глаза и уши, и бросим на солнце, чтобы хорошенько поджарилось для ворон. Еще какие-то вопросы и пожелания будут?

Люди отступили. По перекошенным от страха лицам было видно, что этот человек не бросает обещания на ветер. На меня больше не пялились.

- Собираем девок и грузим в повозки, - приказал он. - И не забывайте накидывать им на головы тряпки, чтобы солнце не сожгло кожу. Эта поедет в моей.

Предупреждая недовольные восклицания, он добавил:

- Я поеду верхом. В моей повозке поедет эта рабыня, а еще та, с желтой кожей и с та, что с белой. И еще эта, последняя. Приступайте. Эту отнесу сам.

Словно говорит с малыми детьми, человек добавил:

- Таким драгоценным цветком может владеть лишь благородный газдэ.

Он приподнял меня, словно я ничего не вешу, и, прижимая к груди, понес куда-то. От слабости голова безвольно моталась из стороны в сторону, а еще тошнило и несмотря на жару бил озноб.

***

Снилось, что меня бросили в раскаленной пустыне. Солнце нещадно жжет кожу, во рту пересохло. Я пытаюсь ползти в поисках хоть какой-то защиты от солнечных лучей и глотка воды, но ничего не выходит. Тело деревянное, голова кружится.

- Пить, - шепчу потрескавшимися губами. - Пить…

Откуда ни возьмись, появилась Лана. Сестренка водит по мне ладонями, они влажные, словно она окунула их в священные воды Гонгмы. Когда она приступает к лицу, я прошу дать мне попить, но Лана почему-то не слышит меня. И тогда я плачу от бессилия.

Разбудило прикосновение чего-то влажного к губам.

- Пить, - прохрипела я, жадно слизывая капли.

- Да, красавица, просыпайся. Тебе нужно подкрепить силы, - сказал мужской голос и я узнала того, к кому обращались «газдэ».

Я с трудом разлепила веки, и, когда мою голову приподняли и поднесли к губам глиняную бутыль, принялась жадно пить. Сделав несколько глотков я так устала, что едва газдэ перестал держать меня, откинулась обратно и закрыла глаза.

- Нет, красавица, - сказали мне. - Пока рано засыпать. Тебе надо поесть.

Желудок жалобно отозвался на слова человека.

Он снова поднял меня, на этот раз подложив какой-то тюк под спину и голову, чтобы я могла сидеть.

- Я приказал зарезать курицу специально для тебя, - сообщил человек. - Тебе нужны силы.

Он накормил меня бульоном с ложки, и терпеливо вытер губы, как заботливая нянька.

Блаженное тепло разлилось по телу. Я огляделась и поняла, что нахожусь в одной из крытых повозок, о которых говорил этот человек, пока я не потеряла сознание. Я лежу на низком ложе, у соседней стены такое же, длинное, во всю стену. Кажется, ложе это называется топчан. Рядом стоят сундуки и ящики. Сквозь протертую ткань над головой пробиваются солнечные лучи. Воздух пыльный и знойный, но несмотря на духоту, я дрожу.